Обратная перспектива - Страница 41


К оглавлению

41

Я очень хорошо помню эту свою поездку. Она отпечаталась у меня в сознании, как контрастная фотография. В любой момент можно восстановить все детали: и пространство полей, которое наполняет дымчатый зной, и взрыхленную пестроту листвы, вдруг чуть ли не вплотную приникающую к окну, и морщинистую поверхность реки, проваливающейся под мост, и разлив камышового озера, и заштрихованный березняк, и редких пассажиров в вагоне, и подрагивание железа на стыках рельсового пути… Еще ничего экстраординарного не произошло – ничего не рухнуло, не обвалилось, не просыпалось грудой камней. Еще горит под пеплом ясный огонь: Шлиман таки нашел свою легендарную Трою. Картер и Карнарвон раскопали таинственную гробницу Тутанхамона. А Мусин-Пушкин – вот ведь повезло чудаку – обнаружил в одном из ярославских монастырей рукопись «Слова о полку Игореве». История иногда приподнимает занавес. Тайное иногда становится явным, под какими бы жуткими напластованиями оно ни было погребено. И может быть, мне тоже, если, разумеется, повезет, удастся проникнуть туда, куда не ступал еще ни один человек.

Я полон страстным нетерпением исследователя. Мне представляется, что это, быть может, тот единственный шанс, которого я жду с затаенной надеждой уже долгие годы. Я лишь боюсь, чтобы это не оказался какой-нибудь очередной кенотаф, гробница без погребения, пустая яичная скорлупа.

Нет, нет, пусть мне по-настоящему повезет!

Мне кажется, что электричка почти не движется. Мне хочется выскочить из нее и побежать, пусть задыхаясь и падая, по железнодорожным путям. Мне даже в голову не приходит, что кенотаф в данном случае – это не самый плохой вариант, а вот что делать, если в гробнице действительно обнаружится мумифицированная историей уродливая черная плоть? Если эта мумия неожиданно откроет глаза, поднимется с ложа – в хрусте известковых хрящей – оскалится, щелкнет зубами, шагнет вперед, и вдруг протянет ко мне костяные, в кожистой чешуе, расставленные фаланги пальцев…

4. Нетсах

Дневник священника Ивана Костикова (даты приведены по новому стилю).

2 июля 1918 г. Ночь прошла спокойно, хотя с площади, от трактира «Медведь», принадлежащего купцу Ениколову, как всегда, доносились крики, визг и стрельба. Товарищи из Совета проводят там все свое время.

Днем подтвердились слухи, что на город движется отряд штабс-капитана Гукасова. Позавчера он взял Серый Холм, где были сразу же расстреляны местные большевики, а сегодня выступил на Осовец. Товарищи из Совета в панике. Чтобы сражаться с Гукасовым, который имеет два пулемета, у них сил нет. Говорят, что половина Совета на заседание не явилась. В городе объявлено чрезвычайное положение (за две последних недели это уже в пятый раз) и всем обывателям приказано сдать имеющееся у них оружие. Всякий, у кого оружие будет найдено, подлежит расстрелу на месте как враг и контрреволюционер.

Вечером пришел Ефраим Гершель из синагоги. После обмена новостями спросил, нельзя ли их детям и женщинам укрыться на церковном подворье. Если город возьмет Гукасов, будет погром. Я ответил, что здесь все-таки не Украина (откуда вести о погромах действительно доходили). На это Гершель сказал, что отряд Гукасова состоит наполовину из казаков, а как казаки относятся к еврейскому населению, всем известно. Договорились, что дети и женщины могут прийти на подворье в любой момент. А как же ваши мужчины? Гершель сказал: наш Бог – Израиль, мы не оставим его…

3 июля 1918 г. Ночь прошла спокойно. Криков и стрельбы слышно не было. Хотя возможно, я просто не обращаю внимания, поскольку привык.

Около полудня прибежала Агаша и сообщила поразительное известие. Якобы в город прибыл Лев Троцкий, один из главных московских большевиков, и с ним отряд матросов в сто человек. Сейчас Троцкий заседает с местным Советом, а скоро начнется митинг, где он скажет речь о текущем моменте. Какая-то ерунда. С чего это Троцкий вдруг завернул в нашу глушь? Или бегут товарищи большевики? Может быть, немцы возобновили наступление на Москву?

3 июля, день. Илларион Ениколов, заглянувший ко мне, подтвердил, что Троцкий действительно прибыл в город. Матросов с ним не сто, а пятьдесят человек. Митинг был короткий, наверное, потому, что никто из обывателей на него не пришел. Троцкий призвал до последней капли крови сражаться за революцию и заверил, что армия наймитов помещиков и буржуазии будет повержена в прах. В городе объявлено осадное положение, запрещено появляться на улице с трех часов дня и до следующего утра. За нарушение порядка – расстрел. Господи, прости нам наши грехи!..

3 июля, около четырех часов дня. Явились трое матросов и с ними человек в кожаной куртке, в кожаных галифе, бородка, пенсне, комиссар. Далее последовал разговор:

– Вы священник такой-то?

– Что вам угодно?

– Надо снять с церкви колокола.

– Простите, не понимаю…

– Говорю: надо снять с церкви колокола. Приказ товарища Троцкого.

Отстранили меня и полезли на колокольню. Через какое-то время спустились, таща срезанные бронзовые языки. Самих колоколов, конечно, снять не смогли. Затем матросы заколотили досками двери в храм, а комиссар вытащил из внутреннего кармана аптечный пузырек с краской и, обмакивая в него палец, нарисовал на дверях странный знак – будто переплетаются несколько змей. Предупредил, что заходить в церковь и отправлять службы запрещено. За нарушение приказа – расстрел. Боже мой, зачем это все? Колокола с церквей снимал только царь Петр, за что и нарицали его Антихристом.

41